Лучшие страхи года - Страница 69

— Она достаточно прекрасна! — воскликнула женщина и захлопала в ладоши, как ребенок. — А если еще накрасить!

— Некогда, — буркнул директор. — Придется брать такой, какая есть.

Он схватил Лору за руку и выволок из комнаты. Ей снова пришлось бежать по нескончаемым коридорам, и она тщетно пыталась вобрать в измученные легкие хоть каплю воздуха. Пробегая мимо одной из открытых дверей, Лора успела заметить билетера, склонившегося над женщиной в белом платье. Он отстранился, и Лора увидела, что по подбородку женщины течет кровь. Ее рот был изрезан бритвой: тонкие вертикальные порезы пересекали губы, очерченные ярко-красной помадой.

Директор остановился, и Лора ощутила, как бархатная портьера скользнула по ее плечам. Ее толкнули в спину, и она неуклюже шагнула вперед, чувствуя себя неуверенно под этим ворохом ткани. Свет ослепил ее, а оглушительный шум в ушах постепенно затих, сменившись аплодисментами.

Она оказалась на сцене.

Лица, руки и белые рубашки зрителей словно парили во тьме за яркими огнями рампы. Лоре казалось, что их ждущие взгляды давят на нее невыносимой тяжестью. Она в оцепенении глядела на пустое пространство сцены.

За ее спиной возвышался картонный фасад древнегреческого храма. Когда из оркестровой ямы утренним туманом поплыла музыка, Лора заметила какое-то движение в противоположной кулисе. Билетер, все в той же фуражке, застегивал рубашку с жабо. Он выпрямился, положил фуражку на пол и вышел на сцену. Аплодисменты зазвучали громче. Билетер встал у дальней стороны храма, повернулся к зрителям и, величественно взмахнув рукой, начал петь.

Его бас гудел от страсти и преувеличенных эмоций. Латинский текст, трепеща вместе с музыкой, плыл над рядами зрителей. Лора начала пятиться, от боли и растерянности у нее кружилась голова. Но не успела она спрятаться за кулисами, как кто-то схватил ее за плечи, и она, взмахнув юбками, повернулась. Директор что-то злобно прошипел и снова вытолкнул ее на сцену.

— Что вы делаете? — прошептала она.

Ей хотелось закричать, вцепиться ногтями в его грубое лицо, но хотя Лора и была в панике, давящие взгляды застывших в ожидании зрителей как будто что-то замораживали в ней. Она вновь заковыляла на сцену, под жаркие огни. Ребра болели ужасно.

Билетер пел. Он взмахивал рукой с таким чувством, что его рубашка шла складками. Но Лора ошеломленно смотрела не на него, а на зрителей. Как только лица людей в зале перестали сливаться в сплошное мутное пятно, она увидела знакомую фигуру — в партере, примерно в двенадцатом ряду, сидел Маркус. Лора прищурилась, чтобы не так слепили огни рампы. Ей удалось разглядеть его надменное и удивленное лицо. Он узнал ее. Время остановилось. Какая-то девушка моложе Лоры наклонилась к нему и что-то прошептала на ухо. Он повернулся, черные волосы на мгновение скрыли лицо, и Лора сразу же потеряла его в толпе зрителей.

Она, нахмурившись, продолжала вглядываться в зал. Там было слишком уж темно: зал освещался только отблесками, падающими со сцены. Сердце Лоры чуть не выскочило из груди: наверное, она обозналась, приняв незнакомого мужчину за своего неверного возлюбленного, потому что вот же он, Маркус, сидит на два ряда ближе к сцене. Его взгляд был прикован к бешено жестикулирующему билетеру, но затем Маркус заметил Лору и, ахнув, зажал рот ладонью. Женщина рядом с ним посмотрела на него с удивлением, но он лишь покачал головой, ошеломленно глядя на сцену.

Женщина придвинулась ближе, широкие поля ее шляпы загородили лицо Маркуса, и Лора неожиданно обнаружила, что Маркус сидит гораздо правее. Он наклонился вперед, уперевшись локтями в колени, и с недоверием уставился на Лору, даже не заметив, как сидящая рядом женщина погладила его по руке.

Лора моргнула. Теперь Маркусы были везде. На их лицах с высокими лбами и мужественными подбородками отражалось одно и то же выражение крайнего изумления. Каждый из Маркусов или указывал на нее, или удивленно ахал. А их спутницы что-то шептали и жались к ним, требуя, чтобы им уделили внимание.

Билетер набрал в грудь колоссальный объем воздуха, приближаясь к кульминационному моменту своей арии. Он, очевидно, Маркусов не замечал. Лора бросила взгляд на директора. Толстяк хмурился, поднеся руку к стене. Как только Лора встретилась с ним взглядом, он сделал шаг в сторону и потянул вниз какой-то длинный рычаг. Лора снова посмотрела на зрителей — и увидела, как Маркус наклонился вперед, и волосы упали ему на лицо. Она лихорадочно начала осматривать зал, но он исчез. И женщина исчезла тоже. По ту сторону рампы не было ничего, кроме бесчисленных рядов пустых кресел.

От пения у нее уже звенело в ушах.

— Театр — это все, милашка, — произнес тихий голос.

Лора обернулась. Билетер стоял рядом с ней, и на его лице играла высокомерная ухмылка. На рубашке с жабо были отпечатки кровавых ладоней.

— Не прикасайтесь ко мне, — прошипела Лора, попятившись.

Финальная часть арии все еще звучала, голос стал еще громче и выразительнее, и при этом певец молча стоял перед Лорой. Она, пошатываясь, начала отступать к задней части сцены.

— Беги, — воскликнул он, перекрыв звуки арии. — Беги. Ты можешь вернуться к началу, но дальше уже не зайдешь.

— Не прикасайтесь ко мне!

Он стоял смирно и даже руки к ней не протянул. Отупляющей тяжести зрительского внимания больше не было. Лора вскарабкалась по ступеням, ведущим к картонному портику храма. Ударила кулаками по нарисованному входу. Бумага разорвалась, и сквозь прореху в заднике полился густой запах фимиама. Лора бросилась на колени и влезла внутрь.