Мой отделанный перьями халат и пушистые шлепанцы конечно же были подарком Эсси. Она устроила для меня вечеринку в день моего рождения в наш первый год, когда мы жили на чердаке в центре Детройта. Не так уж давно это было. Еще и трех лет не прошло.
Ночь оказалась для меня счастливой: я и впрямь обнаружил в аптечке непочатую бутылку водки между ибупрофеном и футляром от бритвы Эсси — единственным, что от нее осталось. Она бы это оценила, если бы могла хоть что-нибудь оценить. Этой бритвой она дорожила сильнее всего. Как я понял, Эсси видела в ней не просто лезвие, которым можно наносить порезы, а настоящее оружие.
Откупорив бутылку, я сделал большой глоток, снова поставил ее на место и сунул бритвенный футляр в карман пижамной куртки под халатом. Повернулся к двери, запахнул халат, ежась от вечного холода, и в последний момент вдруг решил прихватить с собой бутылку. В восемь шагов я пересек свою сырую однокомнатную квартирку и посмотрел в глазок.
— Тук-тук, — сказал я.
Парень снаружи оказался огромным, наверное футов шести с половиной роста, его черное пальто выглядело теплее, чем вся моя одежда, вместе взятая, а еще на нем были черные перчатки и черная шляпа-котелок. Не коп, это точно. Но и не Сара, если только она не выросла на полтора фута и не остригла волосы. У Сары, как и у Эсси, была роскошная черная, вьющаяся грива…
— Что? — спросил парень.
— Тук-тук.
Он так и застыл, уставившись на дверь, пока порыв ветра с озера Верхнего не осыпал его снегом. Очаровательное зрелище. Прекрасный молодой Эдип, стоящий в растерянности перед Сфинксом. То есть передо мной.
Наконец, он решился:
— Кто там?
— Вот именно, — ответил я.
Пауза. Растерянность.
— Вот именно, кто?
— Вот именно, это был мой вопрос!
Бедный Эдип. И ветер сильный. Я отхлебнул из горла, всем сердцем желая поделиться водкой с моим гостем, если только он убедит меня впустить его в дом.
— Пожалуйста, — взмолился он.
В парне не было ничего от копа, или мстительного родственника, или кого-то другого, кого я мог знать. Я открыл дверь. Он проскочил внутрь и замер, дрожа, посреди не слишком-то обставленной комнаты. А потом начал расстегивать пальто.
— Я бы не советовал, — сказал я. — Здесь не намного теплее.
Он с сомнением расстегнул еще одну пуговицу. Его макушка почти доставала до круглого, набитого дохлыми насекомыми плафона — единственного светильника в комнате, который я очень редко включал. Парень снял шляпу, и я не сдержал улыбки при виде его волос, черных и гладких, словно смола, с прилипшими ко лбу тонкими прядками. Как у маленького ребенка, взмокшего после прогулки.
Парень взглянул на мою раскладушку, на тумбочку, на оставшиеся триста шестьдесят пять квадратных футов свободного пространства.
— Книг… нет, — произнес он, и я все понял.
Я подумал, не показать ли ему свою читалку — единственную вещь, которой я пользовался постоянно, — чтобы увидеть, какое у него будет лицо. Нет ничего забавнее, чем ткнуть под нос ползуну электронную книгу.
Но я не мог себя заставить. Мне казалось, что мое сердце бьется прямо о лежащий в нагрудном кармане футляр. Холодный, пластиковый, больше не принадлежащий Эсси.
— Как ты меня нашел? — спросил я.
— Уилл, — сказал он. — Меня зовут Уилл.
— Очень приятно.
— Можно присесть?
Вопрос меня рассмешил. Я обвел рукой комнату, в которой не было ни диванов, ни стульев, ни даже циновки.
— Любая стена в твоем распоряжении.
Но он сел не у стены, а прямо там, где стоял, поджав длинные ноги и обхватив себя руками. А потом с надеждой уставился на меня большими блестящими глазами. Я протянул бутылку с водкой:
— Бери, не помешает.
— Тебе она нужнее, — искренне откликнулся Уилл.
Я снова рассмеялся, взглянув на себя. Халат, из которого сыплются перья. Тапочки с торчащими из них пальцами. Свои волосы я, конечно, видеть не мог, но чувствовал, как их раздувает сквозняком от окна.
Я хлебнул водки и снова протянул бутылку, и Уилл мне сказал:
— Послушай. Прости меня. Я не хотел мешать. Я просто… я должен знать, что ты видел.
Смех застрял у меня в горле, и водка вдруг стала безвкусной.
— Пожалуйста. Я должен знать.
— Кажется, я не понимаю, что ты имеешь в виду, — солгал я. У меня начали дрожать руки, и я сунул свободную ладонь в карман.
Но он пустился в объяснения:
— Да, я понимаю. Ты, наверное… То есть раз ты не… я так понял, ты больше не ходишь в хранилища, а значит, не знаешь, что там сейчас творится.
— Наверное, не знаю.
Футляр Эсси пульсировал, и я присел напротив своего гостя.
— Мне просто нужно одну вещь спросить, можно? А потом я оставлю тебя в покое. Когда твоя жена…
— Она не была мне женой.
— Прости. Твоя девушка…
Я собирался возразить ему, но что я мог сказать? Простая правда заключалась в том, что у нас с Эсси и секса-то почти не было, а если б мы и захотели им заняться, то меня оттолкнули бы струпья и вспухшие рубцы на ее бедрах. Мне ненавистна боль. И вот что забавно, только после нескольких лет дружбы с Эсси я смог понять, что и ей боль была ненавистна.
Мой гость немного помолчал. А потом заговорил снова:
— Когда она… исчезла…
И снова он надеялся, что я продолжу. Но я не мог и не стал продолжать.
— Мне просто нужно знать, — сказал Уилл. — Ты кого-нибудь видел?
А теперь осторожнее. Осторожнее. Что там должно быть дальше? Как развивается история, которую они рассказывают друг другу?
— Что ты имеешь в виду? — переспросил я. — Были ли другие люди в хранилище вместе с нами в ту ночь? Да, были. — И это была правда, хотя все они оставались на цокольном этаже. Никто из них даже крика Эсси не услышал.