Лучшие страхи года - Страница 27


К оглавлению

27

— Из них только одна стоит того, чтобы с ней разговаривать. Но она и знать меня не желает. Ты должен встретиться с Руфью Вега.

7.

Я был с Марком в ту ночь, когда вылетел его ангел. Это случилось летом пятьдесят девятого года, после того как городские власти уничтожили огромный пустырь, где прежде стоял особняк Фитцджеральда. С тех пор как сгорел дом Медового Фитца, прошло всего лет двадцать. Но для детей, моих ровесников, «Фитци» был особым местом: участком уцелевшей первозданной природы, существовавшим испокон веков.

Когда его расчистили, я уже два года как ходил в среднюю школу. Огромные старые деревья, которые когда-то росли на лужайке перед домом, и одичавшие без ухода яблони на заднем дворе были вырублены под корень, а их пни выкорчеваны из земли.

Исчезло все: тонкие молоденькие деревца; кусты, где бесконечными летними вечерами мы сидели в засаде, играя в войну, дожидались, пока мимо не пройдет кто-нибудь из малышей, и с воплями набрасывались на бедолагу; половина лестничного пролета, ведущего в никуда; мраморный пол с растущим в трещинах мхом.

На их месте вырыли с полудюжины котлованов и начали строить дома. У нас отняли место для игр, но мы уже выросли из детских шалостей. Зато тем летом у нас появились новые убежища в недостроенных зданиях.

Мы с Марком в то время ездили в разные школы и почти не общались. Учились мы из рук вон плохо, и на каникулах нам обоим пришлось ходить на летние курсы, чтоб подтянуть успеваемость, там-то мы и встретились снова. По ночам мы и еще двое парней стали собираться в недостроенном доме, приносили с собой пиво и сигареты и часами трепались за жизнь.

Вот так мы и сидели вчетвером на голых половицах в свете луны и уличных фонарей. Как вдруг нам в глаза ударил свет фонарика, и кто-то крикнул:

— Руки за голову! Встать лицом к стене!

В первое мгновение я подумал, что это копы и они оставят нас в покое, как только узнают Марка. Но оказалось, это кое-кто похуже: братья Каллены и пара их приятелей. Я увидел, как блеснуло лезвие ножа.

Мы были испуганными сопляками, способными разве что языками молоть. А нашими противниками были настоящие психопаты, воспитанные такими же родителями-психами. Парнишка по имени Джонни Китти стоял ближе всех к двери. Тедди, младший из Калленов, но более крепкий и злой, завернул Джонни на голову футболку, дважды ударил его в живот и обчистил карманы.

Ларри, старший, более умный и поэтому более опасный, держал в руках нож и смотрел прямо на Марка.

— Эй, вы гляньте, кого мы поймали, — без выражения произнес он. — Руки за голову, пидор. Сейчас будем развлекаться.

Марк Бэннон долго глядел на него, приоткрыв рот. А потом его глаза вспыхнули, и он улыбнулся, как будто увидел что-то очень забавное.

И тут мне на голову завернули майку. Кто-то сорвал с запястья часы. А потом я услышал все такой же безжизненный голос Ларри:

— Это нехорошо. А ну, отдайте им их вещи. Мы уходим.

Меня отпустили, я одернул футболку.

— Что за бред ты несешь? — спросил Тедди.

— Тебе вмазать, чтоб уши прочистились? — вопросом на вопрос ответил Ларри. — Беги отсюда, пока я пинка для ускорения не дал.

И они исчезли так же мгновенно, как появились, хотя я слышал, как с улицы донесся возмущенный голос Тедди:

— Ты чё, зассал, придурок?

Ответа Ларри я уже не разобрал.

Мы рассовали по карманам свои вещи. Всем сразу же захотелось разбежаться по домам. И только я один понимал, что всех нас спас Марк. Но когда я поднял на него глаза, его взгляд был бессмысленным. Мы вышли на улицу и остановились на тротуаре.

— Мне нужно домой, — прошептал он с видом потерявшегося ребенка. — Мой ангел ушел.

Было где-то около полуночи, и мне давно уже следовало быть дома, но я пошел провожать Марка. Мы миновали шумную и сияющую вывесками баров площадь Кодман-сквер и свернули на тихую безлюдную улицу. Мне хотелось заговорить с Марком, но он покачал головой. Казалось, он с трудом волочит ноги, и мне пришлось его поддерживать.

Когда мы подошли к его дому, внутри горел свет, а на дорожке стояли чьи-то машины.

— Придется лезть в окно, — пробормотал Марк, и мы отправились обходить дом.

Когда он начал взбираться на дерево, у него соскользнула нога, и я подумал, что зря он это делает. Но он полез вверх, я за ним.

И тут сук с громким треском надломился, Марк рухнул вниз, сшибая ветки, а я съехал вниз по стволу. Поднялась суматоха, но я не ушел до тех пор, пока к Марку не сбежалась вся его семья вместе с губернатором штата, а он лежал на земле и истерически хохотал.

Мне здорово влетело от родителей. Но на следующий день я все же сумел вырваться из дома и проведать Марка. По пути к дому Бэннонов я увидел идущего навстречу Ларри Каллена. Заметив меня, он перешел на другую сторону улицы.

Марк лежал в постели с рукой в гипсе и забинтованной ногой. Его глаза горели, а на лице сияла та безумная улыбка, с которой он смотрел на Ларри. Мы оба знали, что произошло, но у нас попросту не хватило бы слов, чтобы кому-нибудь об этом рассказать. После этого мы с Марком стали избегать друг друга.

Потом наша семья переехала, и я с тех пор старался о Бэннонах не вспоминать. Так что для меня стало полной неожиданностью, когда через несколько лет Марк сам захотел со мной поговорить — я узнал об этом от мамы, вернувшись домой на Рождество.

— Мне звонила Мария Бэннон и спрашивала о тебе. Ты знаешь, я слышала, Марк по плохой дорожке пошел. Говорят, что Майк Бэннон переживал из-за этого гораздо сильнее, чем из-за потери губернаторского кресла.

27